И только тут Высокий Лорд вспомнил о своем обещании открыть ему секрет дикой магии. Он не знал, мог ли Кавенант еще слышать его, но все же прошептал вслед туманному, исчезающему образу:

– Ты сам – Белое Золото.

Мгновение спустя Кавенант полностью растаял и свет гравия уменьшился до обычного уровня. Впервые с тех пор, как начался вызов, Морэм увидел стены зала и обращенные к нему лица людей, но тут же это зрелище вновь исчезло. Его слепили слезы, и он обессиленно облокотился на свой посох.

Странная грусть овладела им – из-за той удивительной легкости, с которой ему удалось вызвать Неверящего без Посоха Закона. Он не был уверен, что это вообще возможно, и вот – получилось. И он догадывался почему. Кавенант имел сейчас необычайную чуткость к вызову, потому что он умирал.

Охваченный скорбью, он едва расслышал сказанное Тревором:

– Высокий Лорд, смотрите! Драгоценный камень крилла вспыхнул – как тогда, когда Кавенант впервые прикоснулся к нему!

Морэм замигал, смахивая слезы. Тяжело опираясь на посох, он подошел к столу, в центре которого, точно могильный крест, возвышался крилл Лорика, такой же темный, как и прежде, точно он навсегда утратил способность светиться. Морэм сжал рукоять серебряного меча.

Мгновенный голубой проблеск задрожал внутри камня, но тут же исчез.

– Теперь он мертв, – безжизненно произнес Морэм и, не оглядываясь, покинул Палату Совета, направляясь в Святилище, чтобы помолиться за Кавенанта, Каллиндрила и всю Страну.

Глава 3

Освобождение

Кавенанту казалось, будто пронизывающий ветер дует прямо сквозь него, пока он изо всех сил старался выбраться из камня. Постепенно это ощущение исчезло, оставшись в каком-то другом измерении. Он почувствовал, что камень больше не держит его, но он задыхался.

Он замолотил руками и ногами, вначале даже не понимая, движутся ли они, но потом внезапно почувствовал, что упирается локтями и коленями во что-то твердое.

Он почти лежал на склоне холма. Невдалеке слышен был шум бегущей воды, неярко светило солнце. Вначале Кавенант никак не мог сориентироваться, но потом понял, что лежит поперек склона. Справа от него холм уходил вверх, а опускался слева.

Повернув голову, он попытался отыскать взглядом девочку и змею. Однако ему трудно было сосредоточиться; что-то бледное маячило неподалеку, но он никак не мог разглядеть, что это было.

Тонкий детский голосок совсем рядом с ним произнес:

– Мистер, с вами все в порядке? Вы упали. Наконец он понял, что бледное пятно было ничем иным, как голой коленкой девочки. В самом центре коленной чашечки, обтянутой бледной кожей, он разглядел две маленькие красные точки, похожие на спаренный булавочный укол.

– Мистер? – снова вопросительно сказала девочка. – С вами все в порядке? Меня укусила змея. Ножка болит.

Холодом повеяло на него от этих слов. Он задрожал, но, не обращая на это внимания, рывком сел, не сводя взгляда с двух красных точек. Тело ныло, рана на лбу болезненно пульсировала, но он просто выкинул все это из головы, точно не сомневался в том, что боль не властна над ним. Дрожащими руками он притянул к себе девочку.

«Гремучая змея, – в ужасе подумал он. – Что нужно делать при укусе гремучей змеи?»

– Все в порядке, – сказал он и встал. В горле пересохло, слова утешения, как назло, выскочили из головы. С трудом сглотнув, он прижал девочку к груди, ощутив, как тонки ее косточки. – Все в порядке. С тобой все будет хорошо. Я здесь. Я помогу тебе.

Порез на губе мешал ему говорить, но он и на это не обращал внимания. Он не мог позволить себе тратить силы на такие пустяки. Тупо глядя на уже заметно припухшие следы укуса, он изо всех сил старался припомнить, что нужно делать. И в конце концов это ему удалось. Остановив круговорот мыслей, он приказал самому себе, точно был безмозглым тупицей: “Разрежь. Удали яд”.

Нащупав нож, он достал его и положил на землю рядом с собой, пытаясь сообразить, что можно использовать в качестве жгута. Ремень не годился – его нельзя затянуть достаточно туго. Платье девочки было без пояса. Шнурки от туфель были слишком короткие.

– Ножка болит, – жалобно сказала девочка. – Я хочу к мамочке.

– Где она? – спросил Кавенант.

– Там. – Она показала куда-то неопределенно, вниз по течению реки. – Далеко. Папочка отшлепал меня, и я убежала.

Кавенант крепко держал девочку одной рукой, чтобы помешать ей двигаться и тем самым задержать распространение яда. Другой он вытащил шнурок из своего левого ботинка, но тот оказался слишком изношен и разорвался у него в пальцах. Вздрагивая, он вытащил правый шнурок.

– Все в порядке, – пробормотал он. – Я раздобыл.., раздобыл кое-что, сейчас мы все сделаем как надо. Сначала я перевяжу твою ногу, чтобы яд не мог распространиться. Потом я должен немного разрезать ее, нужно удалить яд. Тогда тебе будет не так больно. – Он прикладывал неимоверные усилия к тому, чтобы его голос звучал как можно спокойнее. – Ты сегодня храбрая?

– Папочка отшлепал меня, но я не плакала, – ответила она, и он не заметил в ее голосе страха.

– Хорошая девочка, – пробормотал он.

Больше тянуть было нельзя: опухоль увеличивалась прямо на глазах, бледная кожа вокруг укусов начала чернеть. Он обернул шнурок вокруг детской ноги чуть выше колена.

– Стань на другую ногу, чтобы эта могла отдохнуть, – произнес он и, когда она тут же подчинилась, туго затянул шнурок, от чего девочка пронзительно вскрикнула. Потом он крепко завязал его. – Хорошая девочка, – повторил он. – Ты сегодня очень храбрая.

Дрожащей рукой он нащупал нож и открыл его. На какое-то мгновение он испугался, что не сможет сделать разрез, так сильно дрожали у него руки. Ему было холодно, солнце его не грело. Мягко он посадил девочку к себе на колени. Тремя уцелевшими пальцами он неловко удерживал нож.

– Лучше не смотри, – сказал он. – Тогда, может быть, ты ничего и не почувствуешь.

Он очень надеялся, что так и будет. Девочка вела себя так, как будто само присутствие рядом взрослого человека прогнало прочь все ее страхи.

– Я не боюсь, – с оттенком гордости в голосе ответила она. – Я сегодня храбрая.

Он повернулся так, чтобы из-за его плеча девочке было не видно ее вздувшееся колено, но она ухватила его руками за рубашку и повернула лицом к себе. Точно эхо, в глубине сознания снова прозвучали слова Морэма:

– Мы потеряли Стражей Крови… Потеряли Стражей Крови… Потеряли…

«О Баннор, – внутренне простонал он. – Что с тобой случилось?»

Стиснув зубы так, что заболела челюсть и запульсировала рана на лбу, он тут же почувствовал отрезвляющее воздействие боли. Точно гвоздь, вонзившийся в мозг, она вернула его мысли к тому, что сейчас было важнее всего – к двум опухшим красным точкам.

Резким движением он дважды полоснул по ноге, разрезав опухоль крест-накрест между красными точками. Девочка вскрикнула, тело ее напряглось, она крепко вцепилась в Кавенанта. На мгновение взгляд его с ужасом остановился на струе алой крови, хлынувшей из разрезов и стекающей по бледной ноге. Выронив нож, как будто тот жег ему руку, он приблизил рот к ранкам и принялся сосать.

Подживающая ранка в его собственном рту треснула, и кровь Кавенанта смешалась с кровью девочки, но он и на это не обратил внимания. Со всей силой он высасывал кровь из порезов. Остановившись, чтобы перевести дух, он растер детскую ногу и принялся сосать снова. Постепенно голова у него начала кружиться, к горлу подкатила тошнота. Он остановился, боясь потерять сознание.

– Все в порядке, – ловя ртом воздух, произнес он. – Я заканчиваю. У тебя все будет хорошо.

Только тут до него дошло, что девочка жалобно всхлипывает, уткнувшись лицом ему в плечо. Он обнял ее и крепко прижал к себе.

– У тебя все будет хорошо, – хрипло повторил он. – Сейчас я отнесу тебя к мамочке.

Однако, говоря это, он не был уверен даже в том, что у него хватит сил хотя бы подняться на ноги. Но одно он понимал несомненно: то, что он сделал, было далеко не все, в чем она нуждалась; вряд ли ему удалось высосать весь яд. И разрезы тоже требовалось хорошенько обработать. То положение, в котором находилась девочка, лишало его возможности быть слабым. Пошатываясь, он поднялся, прижимая ее к себе, и прислонился плечом к дереву, чтобы не упасть.